ДОМ

Эх, какая же красотища! Отсюда, из расположенного поблизости парка, Дом казался не просто огромным – величественным, могущественным, он был осью вселенной, мостом в будущее, лестницей в небо, незыблемым форпостом, символом благополучия и процветания. Лишь такие высокопарные определения были уместны – ведь речь шла о Доме. Снизу вверх на Дом можно было смотреть бесконечно, особенно когда мимо проплывали облака. Многие дети, да и взрослые, приезжие и москвичи, так и делали - стояли и смотрели, пока не начиналась кружиться голова; кто-то даже падал, но всё равно продолжал любоваться Домом, лёжа на голом асфальте посреди дороги, пока милиция не поднимала таких отчаянных зевак, а некоторых так и вовсе приходилось отправлять на «скорой». Хотя было раннее утро и дул неприятный прохладный ветерок, какой только и может дуть в середине октября, в парке было суетливо и оживлённо – Дом манил, притягивал к себе, и люди, по надобности или просто так, стремились чаще находиться подле него. Дом излучал энергию, поощрял людей верить, мечтать, надеяться на лучшее. Дом стоит, живёт, бурлит – значит, всё хорошо. Многие даже выбирали себе квартиры с видом на Дом – они стоили гораздо дороже обычных квартир, но люди платили за стабильность и спокойствие. Один взгляд на Дом придавал им силы и уверенность.

С архитектурной точки зрения Дом являл собою тёмно-серую, почти чёрную трёхсотэтажную башню цилиндрической формы, со светонепроницаемыми окнами на офисных этажах и лоджиями на этажах жилых. Венчала Дом зубчатая корона пентхауса, немного напоминавшая кремлёвскую стену, но только она была позолоченной и сверкала даже в пасмурную погоду благодаря встроенным микроспотам. Ночью же Дом подсвечивался миллионом огней – гирлянды опоясывали все до единого этажи и уровни Дома горизонтально, вертикально и крест-накрест, и казалось, что Дом весь покрыт причудливым светящимся коконом. А небо над Домом с появлением первых звёзд озарялось сиянием гигантского вертящегося логотипа, который выводился с помощью лазерных установок и плавно переливался цветами спектра – от красного к фиолетовому или, если угодно, от зелёного к жёлтому или от синего к голубому. Логотип имел форму равностороннего треугольника, повёрнутого одним из углов к низу. Треугольник обрамлял три массивные буквы: РПК. Их цвет был неизменным – багряно-красным.

Дом был построен Российским Паниндустриальным Консорциумом, сокращённо РПК, пятнадцать лет назад, в 2010-м – для работы, отдыха и проживания сотрудников самой богатой и влиятельной корпорации России. РПК контролировал разные секторы экономики – добычу полезных ископаемых, машино- и приборостроение, военно-промышленный комплекс, сельское хозяйство, внешнюю торговлю, научные разработки в области нанотехнологий, информационные ресурсы… да всего и не перечислишь. Остряки из числа лузеров говорили, что скоро логотип РПК будет стоять даже на презервативах и детских игрушках. Ну а тот, кто себя к лузерам не причислял и на злопыхательство силы и время не тратил, упорно трудился, самосовершенствовался, и готов был полжизни отдать, лишь бы работать и жить в Доме.

Борис Миллер стал одним из таких счастливчиков. Сегодня он выходит на работу в РПК. Вернее, первый день будет ознакомительным, работа начнётся завтра, но важно другое – теперь он полноправный сотрудник и жилец Дома.

Миллер мечтал о Доме с того дня, как он был построен. Ещё подростком он подолгу рассматривал красочные фотографии из журналов, на которых были изображены интерьеры Дома, а на их фоне стояли, улыбаясь во весь рот, элегантно одетые молодые люди. Эрпэкашные парни и девушки, одетые с иголочки, работали в чистеньких кабинетах, играли в волейбол, танцевали на дискотеке, а вот они уже нежатся в шезлонгах на пляже… Но нет, никакой это не пляж, это всё Дом – полная имитация отдыха на море. Дом был настоящим раем.
И Миллер, сын школьного учителя физики и медсестры из районной поликлиники, плотно взялся за учёбу. Золотая медаль школы, красный диплом МГУ, британский диплом MBA, затем два года стажировки в развивающейся стране (Миллер нарочно попросился в Мали, одну из беднейших и самых нестабильных стран мира, чтобы в его будущем CV был зафиксирован такой challenge). Бойкий, упорный, честолюбивый, он смело рвался вперёд к намеченной цели, а преподаватели всегда и везде ценили его нестандартный подход к решению самых заурядных задач и умение грамотно и азартно отстаивать собственную точку зрения – поэтому ему, «простолюдину», и выдали грант на учёбу в Англии. В качестве основной специальности Миллер выбрал маркетинговую аналитику – науку «о том, как эскимосам в разгар зимы подороже продать снег», как шутили на факультете в Оксфорде, хотя шутка эта была запретной по причине своей вопиющей неполиткорректности (эскимосы могли счесть её extremely offensive). Подав документы в РПК, Миллеру пришлось ждать ещё около года - каждый месяц он отправлял свои научные изыскания на заданные темы. Тесты были повышенной сложности, и на их выполнение уходило всё свободное время – Миллер даже урезал сон до шести часов в сутки, а выходной устраивал себе лишь в последний будний день каждого месяца, после сдачи своих работ и получения подтверждения, что тест сдан успешно. На следующий день Миллеру высылали новый тест. При малейшей ошибке или неточности аппликант переставал быть таковым, и ему вежливо предлагалось попробовать пройти это столь продолжительное заочное собеседование ещё раз года через три, не ранее. Конкурс был сумасшедшим - двадцать, а то и тридцать тысяч человек на место независимо от вакансии. Абы кого РПК в свои пенаты не принимал. Ходили слухи, что там даже уборщицы могут похвастаться высшим образованием, пусть и полученным в не самых престижных отечественных вузах, но всё же.

Выкурив сигарету и пососав холодок, Миллер подтянул галстук, прошёлся бархоткой по ботинкам, протёр руки влажной салфеткой и поправил неравномерно вылезающие из-под пиджака манжеты своей белоснежной сорочки (согласно дресс-коду, принятому в позапрошлом году, сотрудники всех деловых компаний мира независимо от пола и занимаемой должности обязаны носить сорочки и блузы только белого цвета). Всё, без одной минуты девять, можно идти. Странно, он входит в Дом один, никакой суеты перед входом, никаких бегущих сотрудников, пытающихся поспеть к началу рабочего дня, никаких охранников, после ночной смены вальяжно попивающих кофе на ступеньках; даже машины спокойно проезжают мимо, не останавливаясь и никого не высаживая. Миллер зажмурился, вдохнул полную грудь воздуха, постоял так пару секунд и переступил порог Дома.

Вначале он очутился в просторном предбаннике с множеством дверей по периметру. Над дверями светились таблички: “Mail Reception”, “Correspondence & Documentation”, “Preliminary Info Service” и т.д. На одной из таких табличек было написано “New Comers”, и Миллер шагнул к этой двери. Введя восьмизначный код доступа (конверт с кодом ему вчера лично вручил специальный курьер), Миллер попал в тамбур, где его чемоданчик и он сам были моментально отсканированы, а затем приятный женский голос из ниоткуда попросил его представиться и объяснить цель своего визита. Миллер громко и чётко рассказал, кто он и зачём пришёл, и тогда всё тот же голос попросил его подойти к сенсор-автомату. Миллер приложил ладонь правой руки к специальному экрану, подставил голову к «кротовой норке» (так в обиходе называлась камера для сканирования радужной оболочки глаза), и голос поздравил его с успешным прохождением процесса идентификации. Из мигающей ячейки в углу автомата вылезла карточка новоприбывшего, с помощью которой он теперь сможет свободно передвигаться по несекретным помещениям Дома во время ознакомительной экскурсии. Миллер вставил полученную карточку в паз, новая дверь распахнулась, и опять пришлось сканироваться – на сей раз процедура заняла аж полминуты, а в довершение всего от стены отделилась железная «рука» и протянула стаканчик, в который, как подсказал ему всё тот же очаровательный женский голос, следует «нацедить скапливающуюся во рту жидкость» (простое и понятное слово «плюнуть», видимо, считалось некорректным).

«Рука» со стаканом отъехала обратно в стену, а прикреплённый чуть ниже руки ящичек выдал распечатку, из которой новоприбывший мог узнать о состоянии своего здоровья. Голос воодушевлённо поблагодарил его. Миллер сделал вывод: он не заразен и биологической угрозы собой не представляет. Он опять вставил карточку, и открылась следующая дверь. Теперь он вошёл в огромный светлый зал и, наконец-то, увидел первых людей – кто-то в диспетчерских наушниках с микрофоном сидел в огороженных будках, кто-то нёсся через весь зал с кипой бумаг, кто-то шёл медленнее, один стоял, но держал в каждой руке по мультифону и умудрялся с обоих передавать какую-то информацию, ловко орудуя большими пальцами. Зал отличался деловым аскетизмом, на серых стенах были развешаны картины с абстрактными сюжетами, выполненные в приглушённых тонах, а на многих столах стояли вазы с цветами – искусственными, свежие во всех офисах давно были запрещены, так как могли вызывать у отдельных сотрудников и посетителей аллергическую реакцию.

К Миллеру подлетел юноша в бордовой жилетке с фирменным бэджиком, на котором было написано его имя: Григорий.

- Здравствуйте, Борис. Меня зовут Григорий, я стюарт, - представился юноша. – Мы приветствуем вас в Доме. Через пять минут вами займутся, а пока я могу предложить вам чашечку кофе и свежую газету. Пожалуйста, присядьте вон за тот столик. Вам эспрессо, каппучино, макиато?

- Эспрессо, пожалуйста.

Не успел Миллер пробежаться по заголовкам титульной страницы «Российского Бизнесмена», как стюарт подал ему кофе. Кофе, отметил Миллер, был первоклассным. Тут к его столику подошли две молодые женщины. Одна – в классическом сером деловом костюме, другая, как и Григорий, в жилете поверх блузы, но только синего цвета, напоминающим униформу стюардесс («Ну да, если есть стюарты, то должны быть и стюардессы, хотя здесь их вряд ли так называют»). Миллер, отставив чашку с недопитым кофе, поспешно встал, на ходу застёгивая на пиджаке среднюю пуговицу, а женщина в деловом костюме первой протянула ему руку:

- Добрый день, Борис. Добро пожаловать в ряды сотрудников Российского Паниндустриального Консорциума. Моё имя Галина, я заведующая отделом кадров. Пожалуйста, возьмите – это ваш личный employee’s kit.

Миллер принял у кадровички увесистую коробку – там, должно быть, и лежит заветный ключ от его новых апартаментов.

- С содержимым вы ознакомитесь позже, - отвлекла его от изучения коробки Галина. Это была рослая (не менее ста восьмидесяти сантиметров), подтянутая, коротко стриженая блондинка лет тридцати с умным и серьёзным взглядом, но при этом очень миловидным лицом – эх, какая фотомодель пропадает. При этом она обладала низким грудным голосом, необычайно сексуальным. Интересно, получится как-нибудь познакомиться с ней поближе? - Завтра в девять тридцать жду вас у себя на сто тридцать восьмом этаже, а в десять пятнадцать состоится ваша встреча с руководством. Когда привезут ваши личные вещи?

- Сегодня в пять вечера.

- Отлично. К этому времени вы успеете закончить экскурсию по Дому. Итак, до завтра. Ну а пока вас будет сопровождать Клара, наш гид. Прошу любить и жаловать. Она вам всё покажет и всё объяснит. Ещё раз позвольте поприветствовать вас от лица Консорциума.
И, улыбнувшись, Галина быстрым шагом удалилась. Миллер проводил её взглядом – наверное, процесс «воздушных проводов» занял у него чуть больше времени, чем это было позволительно в офисе, тем более в присутствии другой женщины, но мысль о возможной интимной связи со столь привлекательной коллегой (да, да, теперь уже коллегой) никак не оставляла его. Клара, «стюардесса», прервала его мечтания:

- Доброе утро, меня зовут Клара, я ваш гид. Если необходимо, вы можете посетить комнату отдыха, которая расположена прямо и налево (туалет, догадался Миллер), а через две минуты мы начинаем экскурсию по Дому.

- Спасибо, я готов идти уже сейчас.

- Ну, тогда вперёд. Первый этаж – рецепционно-коммуникативный. – Клара, в противоположность Галине, была невысокой, худощавой и по-подростковому угловатой девушкой со скуластым и слегка приплюснутым лицом, жёсткими тёмными волосами, собранными в хвост, и раскосыми глазами – в её жилах явно присутствовала энная доля среднеазиатской или дальневосточной крови. – Здесь происходит первичный приём рядовых посетителей РПК, курьеров, почтальонов, представителей местных административных структур – например, инспекторов по пожарной безопасности, а также новых сотрудников Консорциума – таких, как вы – и прочих персон, не являющихся важными деловыми партнёрами или представителями городских и федеральных властных структур. Для них существует отдельный VIP-вход. Здесь же, на первом этаже, находятся пункты приёма различных товаров для нужд РПК – от канцелярских кнопок и высокотехнологичных компьютеров до продуктов питания и мебели. Кстати, когда подвезут ваши вещи, не беспокойтесь – спускаться вам будет не нужно, их доставят прямо в ваши апартаменты. Нашу экскурсию мы начнём с посещения Музея РПК. Пожалуйста, следуйте за мной.

Здороваясь на ходу со всеми подряд, Клара засеменила по залу так резво, что Миллер едва за ней поспевал – надо думать, по Дому так и надо передвигаться: быстро и делая всё на ходу. Миллер вспомнил того виртуоза с двумя мультифонами. Воистину, время – деньги.
Зал Музея РПК впечатлял своим убранством – богато, вычурно, затейливо. На отдельной стене висел огромный портрет отца-основателя и владельца Российского Паниндустриального Консорциума Александра Александровича Волобуева – закупоренный в дорогой костюм классического покроя человек лет семидесяти сидел в кресле на фоне блёклых обоев в золотую крапинку и взирал на своих подчинённых и деловых партнёров немного усталым, но всё же строгим, не дающим спуску взглядом. Г-н Волобуев был лыс, за исключением редких седых волос на висках, его подбородок чуть выдавался вперёд, губы были поджаты, кожа на шее морщинилась, а со щёк провисали старческие брыли – владелец Консорциума показывал, что ничуть не стесняется своего возраста, и к помощи омолаживателей, будь то пластические хирурги или спецы по компьютерной обработке фотографий, не прибегает. Портреты, сказала Клара, меняются ежегодно. Жизнь коротка, никто не вечен, поэтому, чтобы всё успеть, нужно много трудиться. «Стареем вместе с Сан Санычем», - машинально придумал слоган Миллер. Ему не очень нравилось имя Александр. Вот уже полвека это имя было самым популярным в стране, так как считалось наиболее мужественным - видимо, из-за трёх подряд твёрдых согласных на конце. Раз уж родители, и в первую очередь, надо думать, отцы мыслят столь примитивно и стандартно, то и от отпрысков особых талантов ожидать не приходится. Впрочем, иногда встречаются весьма одарённые Шурики и Саньки. Ещё его подмывало спросить о будущем преемнике, но он постеснялся.

Прочие стены украшали бесчисленные грамоты, кубки, медали и фотографии (счастливо улыбающиеся топ-менеджеры, офисы, фабричные цеха, фермы, взмывающие в небо самолёты, покачивающиеся на волнах корабли, просто виды природы). По периметру стояли позолоченные статуи полуобнажённых античных богов и богинь, в углах журчали фонтанчики, а сам зал подпирали малахитовые колонны. Пол был мраморным, стены инкрустированы мозаиками из полудрагоценных камней, потолок расписан фресками, изображающими трудовые подвиги сотрудников Консорциума. Ни дать, ни взять – помесь сталинского метро и византийских церквей перед нашествием турок-сельджуков. А из колонок, будто спрятанных под каждой плиткой и за каждой статуей, нон-стопом играл корпоративный гимн, негромко, но отчётливо: «Наш великий РПК нам построен на века…».

Клара увлечённо рассказывала об истории РПК, смакуя каждую деталь, а потом подвела Миллера к застеклённой тумбе, но которой покоилась книга, вернее смартбук под названием «РПК: Путь процветания» – корпоративная Библия, «дощечка» формата А4, с матовым монитором сверхвысокого разрешения и платиновой рамкой, щедро усыпанной рубинами, такими же багряно-красными, как и логотип РПК.

- У вас в ките тоже есть «Путь процветания». Конечно, не в таком великолепном художественном исполнении, но суть от этого не меняется, - когда Клара читала Миллеру лекцию по истории Консорциума, в её голосе проступал благоговейный трепет, сейчас же тон стал откровенно менторским. – Книгу стоит выучить наизусть. По ходу работы мы её постоянно цитируем. Через месяц у вас, как и у всех новичков РПК, будет специальный экзамен на знание Книги. Не сомневаюсь, вы его сдадите на «отлично». Как вам наш Музей?

- Сильно.

- О, да. Ну а теперь мы будем постепенно подниматься вверх и осматривать Дом поэтажно. Прошу, пойдёмте к лифтам.

Ещё раз окинув взглядом Музей, Миллер поспешил за своим гидом.

- Этажи со второго по восемнадцатый отведены под склады и производственные цеха support service, - вещала Клара, пока они шли к лифтам. – Например, после того, как вы сдадите использованные банные полотенца хозяйке, она доставит их в прачечную, которая находится на одиннадцатом этаже. У нас с вами туда нет доступа. А вот с девятнадцатого по сто шестидесятый этажи расположены офисы. Ваш отдел маркетинга – на сто сорок седьмом, сто сорок восьмом, сто сорок девятом и сто пятидесятом этажах; где именно будет располагаться ваше рабочее место, вам покажет завтра ваш менеджер. Все этажи и все отделы мы обходить не будем, остановимся лишь на тех, которые дают общую картину о работе РПК. К тому же, несколько этажей занимают архивы, лаборатории и прочие зоны сверхсекретной активности, в которые у нас также нет доступа. Ну а потом мы познакомимся с этажами для отдыха и проживания.

Клара нажала кнопку вызова лифта – одного из двух десятков, расположенного в лифтовом отсеке. Тут же звякнул колокольчик и один из лифтов распахнул свои двери. Клара вошла в лифт, Миллер – за ней.

- Так, нам девятнадцатый. На нём располагается бухгалтерия.

Увидев в кабине лифта зеркало, Миллер посмотрелся в него и поправил воротник сорочки. Клара лишь окинула себя взглядом. Выглядела она безупречно.

Девятнадцатый, двадцатый, тридцатый, пятидесятый, сотый, сто пятидесятый… Бухгалтерия, организационный отдел, консультативный отдел, отдел продаж, отдел кадров, IT, логистика, юристы, технологи… Отгороженные друг от друга стеклянными перегородками, рядовые клерки сидели, уткнувшись в мониторы и параллельно разговаривая по стационарным или переносным мультифонам; кто-то на секунду отрывался от работы, чтобы поздороваться с Кларой и Миллером, но большинство кивало клавиатуре или вообще игнорировало приветствия экскурсантов. Руководство располагалось в отдельных кабинетах – со стеклянными дверями (офисы «маленьких» менеджеров) или дубовыми (офисы заведующих и директоров). Сотрудники, которые не сидели на местах, а передвигались по этажам, тоже не отличались особой любезностью – их лица были напряжены, а взгляды задумчивы. Один клерк стоял возле диспенсера питьевой воды и, уткнувшись в какой-то очень важный документ с гербовой печатью, отрешённо чесал в паху. Лишь попадавшиеся на пути Клары и Миллера гиды (вернее, гидессы – этим ремеслом в Доме занимались исключительно молодые женщины) и стюарты (а вот эти – преимущественно представители сильного пола) приостанавливались и кидали в воздух не требующие ответа вопросительные фразы: «Как дела?» или «Всё окей?». Рабочие этажи, офисы, да и сами клерки независимо от характера работы, возраста, а порой и пола, были все похожи друг на друга как близнецы-братья. Постепенно Миллер перестал воспринимать информацию, кто где сидит и чем занимается; даже свой отдел маркетинга он обозревал с чувством неимоверной усталости, тем паче, что от постоянной дружелюбной улыбки у него начали побаливать мышцы лица. Да и чемоданчик с китом, которые приходилось повсюду с собой таскать, тоже весили немало. Но вот, наконец, и сто шестьдесят первый этаж. Однотипные офисы закончились, сейчас должно стать веселее.

- Сто шестьдесят первый, сто шестьдесят второй и сто шестьдесят третий этажи – обеденные зоны для сотрудников и членов их семей, - Кларин голос звучал столь же твёрдо, как и в начале экскурсии. Видимо, текст презентации она давно заучила наизусть. - По выходным здесь же подают завтрак.

Клара опять, бог весть, который уже раз, вызвала лифт, опять звякнул колокольчик, и они поднялись ещё на один этаж. Потянуло индийскими палочками-«вонючками».

- Сто шестьдесят четвёртый – этаж для медитаций.

- Для медитаций? - удивился Миллер.

- Да, это очень важно. С разрешения начальства вы можете прийти сюда даже в рабочее время. Здесь отключаются все устройства для приёма информации, запрещено говорить в полный голос, - Клара перешла на шёпот. – В дальнем отсеке проводятся личностные тренинги, их ведут профессиональные йоги.

«Не знал, что йог – это профессия такая», - подумал Миллер, но спорить со своей спутницей не стал.

Колокольчик, лифт, новый этаж. Здесь слегка попахивало пóтом.

- Сто шестьдесят пятый. На нём расположены тренажёрные залы. По будням залы открываются в шесть утра, каждому посетителю отводится на зарядку пятнадцать минут. Более продолжительные занятия – во внерабочее время.

Миллер уже и забыл, когда последний раз делал зарядку. Но почему бы сюда и не заглядывать разок-другой в неделю? Наверняка тут и до, и после работы собирается уйма хорошеньких девушек в обтягивающих трико. Даже сейчас, в разгар рабочего дня, среди стада толстух, почём зря топтавших паркет в зале для занятий аэробикой (наверное, это домохозяйствующие жёны менеджеров), попадаются очень даже симпатичные любительницы потрясти своими прелестями под музыку.

Пошли спортивные этажи: Клара показала Миллеру залы для мини-футбола, сквоша, фехтования, баскетбола, волейбола, бадминтона, пинг-понга – в это время суток их занимали школьники, тут им давали уроки физкультуры. Имелась даже зона для пейнтбола и целых пять боксёрских рингов – для выброса негативной агрессии, не иначе как. На отдельном этаже находилось четыре катка для кёрлинга – оказывается, эта чуднáя забава, когда один игрок, запуская по льду какую-то гигантскую шайбу с ручкой, немного напоминающую чайник, скользит в позе умирающего лебедя, а другие, «подмастерья», как одержимые натирают лёд швабрами, был фирменным видом спорта РПК. По нему, как выяснилось, регулярно устраивались состязания; кёрлинг с успехом заменял эрпэкашникам тим-билдинг. Конечно, ни для кого давно секретом не было, что тим-билдинг устраивается не с целью укрепить дух коллективизма, а для того, чтобы публично прогнуть сотрудника («если ты предан компании – прыгай в мешке, как мудак, вместе со всеми»), но это must, и отказываться от подобных мероприятий – себе дороже. И потом, лучше уж этот дурацкий кёрлинг, чем популярные ныне во многих компаниях extraordinary days – когда раз в неделю, скажем, по вторникам, работники одного конкретного отдела, юристы или бухгалтеры, весь день ходят в костюмах поросят – сразу всем вокруг задорнее работается. Особенно коммерческим представителям – они по понедельникам обязаны являться на работу козликами.

Этаж за этажом, зона за зоной… Сауны, бассейны, аквапарки… Вот и обещанный пляж с полной иллюзией морского побережья – надо же, действительно ощущаешь себя будто где-нибудь на Мальдивах или Багамах, даже крик чаек слышен и пахнет морем. Кинотеатры, концертные залы, библиотеки, зоны для занятий пением, танцами, живописью, ваянием – вплоть до гончарных мастерских. Лотошно-доминошные клубы для пенсионеров («Кстати, как бы сюда родаков перетащить через годик-другой?»). Магазины такие, магазины сякие… Рестораны всех кухонь мира… Бары (почему-то сплошь безалкогольные), бильярдные, дискотеки… Не было разве что кружка юного флориста и живого уголка – из-за аллергии на растения и животных, догадался Миллер.

Затем шли медицинские учреждения – поликлиники, стоматологические кабинеты, стационары, операционные боксы и прочие места, куда по доброй воле заходить не хотелось. Имелся и роддом, и залы лечебной физкультуры, а из центра гирудотерапии раздавались бравурные военные марши.

Несколько детских и юношеских этажей – ясли, сады, школы, высшие учебные заведения (настоящий инкубатор - готовим специалистов на месте). Это были самые шумные этажи – на одном из них Миллера, едва он вышел из лифта, чуть не сбили с ног младшеклассники, затеявшие то ли игру в салки, то ли потасовку с доганялками. Тут же к ним подскочили два стюарта, подхватили под мышки и куда-то поволокли. В кабинет директора, не иначе как. Миллера, как всякого молодого преуспевающего человека, в душе слегка раздражали инвалиды, старики и дети, но виду он, конечно, не подал, только хмыкнул. На отдельном, богато убранном этаже, располагались церкви: православная, католическая, несколько протестантских, мечеть, синагога, буддийский дацан, даже имелось нечто вроде языческого капища, и там позволялось разжигать огонь в специальной электрической горелке. Миллер на четверть был евреем, на четверть поляком и на половину русским, но в целом – закоренелым атеистом; поэтому ему оставалось только надеяться, что в будущем его не привлекут к посещению того или иного религиозного учреждения.

- Двести первый, двести второй и двести третий – особые этажи, - тут Клара прямо-таки просияла. - Предназначены исключительно для женщин, которые не желают контактировать с мужчинами в свободное от работы время. Там женщины живут, там же расположены зоны отдыха, салоны красоты, женские консультации, ателье, модные магазины и небольшие уютные кафе. Мужчинам туда вход воспрещён, за этим строго следят.

- А мужские этажи есть? – поинтересовался Миллер.

- Нет, отдельные этажи для мужчин не предусмотрены.

- Что ж это получается, для женщин целых три этажа, а для мужчин ни одного? – Миллер решил немного подискутировать на эту тему, но Клара сразу посуровела – глазами, улыбка её продолжала оставаться безмятежной и начисто лишённой каких-либо эмоций.

- Мужчины в специальных этажах не нуждаются, - отрезала Клара.

- Вот как? И даже не одного мужского клуба не имеется? – игриво спросил Миллер. Не то чтобы он был завсегдатаем мужских клубов, он вообще был в таком клубе лишь пару раз во время учёбы в Англии, просто захотелось поддеть эту приставленную к нему надменную феминистку. Лоб Клары тотчас же пронзила глубокая вертикальная складка, и даже уголки губ стали тянуться вниз.

- Мужские клубы – рассадники сексизма и мачизма, в них проповедуется потребительское отношение к женщине, как к бездушному объекту удовлетворения низменных мужских инстинктов. В нашем Доме подобные заведения, к счастью, отсутствуют. Надеюсь, я ответила на ваш вопрос, - улыбка вернулась на место, а складка на лбу разгладилась.

- Вполне, - пробурчал Миллер. Слова чеканит, будто манифест читает. Надо же, оказывается, в мужских клубах что-то проповедуется, а он-то, наивный, думал, что там уставшие от работы и от семейных уз мужики просто собираются попить пивка и поболтать о машинах и футболе. Да и насчёт низменных инстинктов – как бы ты, милочка, на свет появилась, если бы не эти инстинкты? Какие же они все стервы, эти женщины! Уже несколько лет в жару, да и в прохладу открыто ходят по улицам с одной обнажённой грудью – мол, так модно – и поди к ним пристань: или сразу дистанционным электрошокером приложат, или потом засудят. Ещё и о нравственности рассуждают!

- Так, едем дальше, - деловито сказала Клара, но Миллер взмолился:

- Простите, Клара, давайте немного отдохнём. Где здесь можно покурить?

- Нигде. На всей территории Дома, включая частные апартаменты, курение запрещено. Вас разве не предупреждали, что в РПК берут на работу исключительно некурящих?

А вот это стало для Миллера настоящим ударом. К табаку он пристрастился ещё в МГУ – фрондёрски настроенные студенты, кашляя и задыхаясь, дымили как паровозы, тем самым выражая протест против тотального запрета на курение в границах Российской Федерации. Их штрафовали, отлучали от развлекательных мероприятий, даже снижали оценки и грозили исключением, но это лишь раззадоривало нарушителей - самокрутки из антиникотиновых памяток-листовок демонстративно начинялись всякой дрянью, вплоть до чая из пакетиков, свёртывались, склеивались и поджигались чуть ли не глазах преподавателей. Отделяться же от коллектива в студенческой среде было не принято, да и друзей Миллеру терять не хотелось. Накурившись до сипа и харканья, он ходил на экологические митинги, хотя ему претило агрессивное занудство всех этих «гринписовцев» и «зелёных», читал приторную экзистенциальную галиматью Бернара Вербера и держал на айподе Стинга и “U2”, которых терпеть не мог, особенно старого блаженного пердуна Стинга, но эта рок-музыка считалась правильной, в отличие от горячо любимого им ещё со школьной скамьи Мэрилина Мэнсона (он на айподе тоже имелся, но был зашифрован). Так и приходилось пускать дым в глаза сокурсникам – в переносном смысле, и преподавателям – в прямом. Курили, конечно, не в затяжку, но Миллер, сам того не замечая, втянулся. В Англии, где действовал аналогичный закон, поначалу приходилось тяжело, но потом оксфордские курильщики, сплотившись, организовали нечто вроде масонской ложи с паролями и явками, поэтому разок-другой за день безбоязненно перекурить удавалось. А к тому времени как Миллер вернулся в Россию из насквозь прокуренной Мали, закон уже отменили – лёгочные больницы были переполнены, всё взрослое население от Барнаула до Находки бросило работу и стало заниматься контрабандой, а Москва так и вовсе будто вернулась в 90-ые годы прошлого века. Про сохранившийся в Доме запрет на курение ему никто ничего не говорил, и до сегодняшнего дня он даже и не помышлял насчёт того, чтобы бросить. Теперь с вредной привычкой, похоже, придётся распрощаться. Во всяком случае, на время, ну а там, как говорится, в любом заборе найдётся лазейка.

- А со спиртным как обстоят дела? – отважился спросить Миллер, заодно уж. «Если человек не пьет и не курит, то поневоле задумываешься - не сволочь ли он?» - вспомнил Миллер бессмертное чеховское изречение. Клара еле заметно скривилась:

- Прошу прощения, употребление спиртных напитков на всей территории Дома, включая частные апартаменты, также запрещено. Исключение – неформальное общение с VIP-партнёрами РПК и символический бокал шампанского на ежегодном корпоративном мероприятии, посвященном подведению итогов. Что же касается отдыха, то у нас с вами отдых… - Клара посмотрела на часы, - будет через полтора часа. Наш lunch break – с двух до без четверти три. Обедать будем на сто шестьдесят первом этаже, в Розовой столовой.

- Почему в Розовой? Это тоже какая-то особенная столовая?

- Нет, это обычная столовая для гидов, стюартов, support staff и новичков РПК вашей категории, которые пока только знакомятся с Домом. В дальнейшем вы будете обедать в Жёлтой столовой, расположенной на сто шестьдесят втором этаже.

- Какой такой моей категории? – напрягся Миллер.

- Вы рядовой сотрудник отдела маркетинга, у вас третья категория. Работники третьей, четвёртой и пятой категории обедают в Жёлтой столовой.

- А если я захочу пообедать, скажем, в Голубой, Оранжевой или Серо-буро-малиновой столовой? – не унимался Миллер.

- Оранжевая столовая предназначена исключительно для одиноких женщин с маленькими детьми. А в Голубой столовой обслуживаются работники первой и второй категории – рабочие, строители, мастера по ремонту оборудования – в общем, весь технический персонал. А той третьей столовой, которую вы упомянули – Серо-буро…

- …малиновой, - подсказал Миллер, уже зная, каким будет Кларин ответ.

- Да, малиновой. Так вот, такой столовой, простите, в Доме не существует.

- Понятно, - опять пробурчал Миллер, хотя на самом деле он ничего не понимал. По-хорошему, и неквалифицированные сотрудники, и топ-менеджмент должны обедать в одной столовой – это важный элемент корпоративной демократии. В конце концов, вечером работяга у себя дома будет жрать картошку с селёдкой, а директор в ресторане откушивать фуа-гра с трюфелями, но днём все должны быть равны. Интересно, а какого цвета столовая обслуживает самое высокое начальство? Белого, наверное? Или им еду в кабинеты доставляют?

- Этажи с двести четвёртого по двести девяносто девятый – жилые. Вы, Борис, будете проживать на… - Клара активировала свой электроблокнот и забарабанила по нему пальцами, - …двести двадцать втором. Апартаменты номер двадцать два. О, пять двоек! Легко запомнить.

«Тебя-то, коза, я к себе в гости точно не жду», - подумал Миллер. Но с удовольствием отметил, что такой красивый номер в некотором роде подчёркивает его, Миллера, уникальность и значимость.

- А в пентхаусе живёт не иначе как владелец Консорциума, господин Волобуев?

- Да, совершенно верно, в пентхаусе, иначе говоря, на трёхсотом этаже, расположены апартаменты господина Волобуева.

- Высоко забрался, - вырвалось у Миллера.

- Что-что, простите? – слегка нахмурилась Клара.

- Ничего, это я так. А что на крыше? Дайте, попробую угадать: вертолётная площадка?

- Вот туда мы сейчас и направимся. Насчёт ветра не беспокойтесь – на крыше установлена система «Роза ветров». Образно говоря, мы отнимаем у ветра всю силу и используем её для выработки электроэнергии. Прошу вас, перейдём к другому лифту, скоростному. Он без остановок идёт с двухсотого этажа на roof-floor.

- На крышу, то бишь?

- Совершенно верно.

Скоростной лифт поднял их на крышу секунд за пять. У Миллера с непривычки внутренности опустились куда-то вниз, к коленям, а голова закружилась так сильно, что он невольно ухватил Клару за плечо. Звякнул колокольчик, дверцы распахнулись, и Клара решительно сняла со своего плеча чужую руку. Затем первая вышла из кабины и поздоровалась с двумя стоящими возле лифта высокими широкоплечими стюартами в солнцезащитных очках, хотя никакого солнца сквозь плотные осенние облака не проглядывало. Похоже, стюарты, помимо чисто лакейских функций – пойди-принеси и накорми-уложи-приголубь, также выполняли обязанности охранников, самые здоровые из них уж точно. Ещё Миллер отметил, что с появлением Клары один из стюартов резко перестал жевать жвачку – видимо, это было запрещено. Отсюда вывод – с Кларой и всеми прочими гидами-гадами надо держать ухо востро. Вряд ли они с утра до ночи шляндают по Дому, только лишь проводя экскурсии и разнося почту. Впрочем, ладно: офис без стукачей - всё равно, что яблоко без червоточинок. Неестественно и подозрительно.

Один из стюартов сделал пару шагов сторону - за его спиной располагался столб с identification box. Клара вставила в паз свою карточку, Миллер последовал её примеру. Стюарты дуэтом удовлетворённо кивнули, и гид с новеньким отправились гулять по крыше.
Вертолётная, а может быть, заодно и самолётная площадка на крыше и вправду имелась, но этот объект был секретным, и туда, за высокий металлический забор, не пускали. На корню обрубая все вопросы Миллера о видах летательных аппаратов и порядке их курсирования с крыши Дома до других пунктов назначения и обратно, Клара повела своего подопечного в зону очередных entertainments, теперь уже на открытом воздухе. Миллеру же прежде всего хотелось осмотреть город – ведь так высоко он ещё никогда не поднимался. Угадав его желание, Клара замедлила шаг и сказала:

- Борис, на обзорные площадки, а на крыше их три, мы заглянем обязательно, но в последнюю очередь. А пока что – пойдёмте осмотрим поле для гольфа, стадион, открытый бассейн, летние кафе и детский городок.

Помимо спортивно-развлекательных площадок, на крыше нашлось место и для фруктового сада (какие именно деревья произрастали в саду, Миллеру, городскому жителю, определить лишь по облетающим жухло-красным листьям не удалось), и небольшого, но уютного парка с аллеями, скамейками и прудиками, в которых даже плавали какие-то рыбки – японские, золотисто-перламутровые, Клара назвала, но Миллер прослушал. В парке работала бригада смуглых кареглазых стюартов в оранжевых комбинезонах – одни подметали асфальтовые дорожки, другие сгребали под деревья листву, подрезали ветки и кормили рыбок. По аллеям неспешно брели женщины, по старой генетической памяти толкающие перед собой коляски, которые уже лет дцать как управлялись с помощью радиопередатчика. Из детского городка доносилось перманентное визжание. Какой-то старик ковырялся тростью в куче листвы и слушал по радио новости, приложив к уху допотопный приёмник. Всё как на земле, обычный осенний будний день. В глубине парка стояла беседка, Миллеру жутко захотелось там посидеть хоть пять минут, но тогда бы испачкался костюм.

- Простите, Борис, но я вам уже говорила, что на территории Дома запрещено курить. В том числе и на крыше, - строго напомнила Клара. Миллер даже и не заметил, как сигарета оказалась у него во рту – наверное, сработал рефлекс: вышли на свежий воздух, значит, можно закурить. Вздохнув, Миллер убрал сигарету, а Клара начала рассказывать что-то про график посещения объектов крыши и предварительную запись.

- Клара, давайте уж пойдём на смотровые площадки, - устало попросил Миллер. Последний раз он так утомлялся во время студенческого тура в Париж, когда будущих нефтяных магнатов, финансовых воротил и гениев маркетинга пять часов кряду водили по Лувру, потому что современные бизнесмены обязаны быть culturally educated. Но там хоть можно было украдкой присесть на банкетку, а здесь – полдня на ногах и каша в голове. Ещё и курить не дают.

Клара, подумав, согласилась. Они прошли на ближайшую площадку, и у Миллера от ощущения такой огромной высоты захватило дух. Отсюда, с крыши Дома, Москва казалась выставочным макетом, по которому елозили крошечные машинки, и там и сям мигали разноцветные лампочки. Эйфория от московской перспективы вскоре улетучилась. Из-за облачности и лёгкого тумана видимость была так себе, но и с поправками на погоду панорама откровенно разочаровывала – Москва представала грязным, неуютным городом, архитектурным базаром, торжеством варварской эклектики, лоскутным одеялом, трещащим по швам. Даже центр громоздился пёстрыми и совершенно несуразными «коробками», «пеналами» и «карандашами», которые, подобно сорнякам, так и норовили выжить, выдавить, вытравить и без того чахлые, будто сгорбившиеся особнячки-теремки и хрупкие церквушки, вопиющие о своей незавидной участи проблесками позолоченных куполов. Правду говорят: Москва – вечно молодая. Её лицо – это прыщавая физиономия отроковицы, неумело накрашенная дешёвой косметикой. На окраины глаз и вовсе не ложился – никакой поэзии, одни трубы и серость. И какое-то ощущение повсеместной непрекращающейся возни, суеты. Да, наверное, сам Дом смотрелся бы с ещё большей высоты как эрегированный пенис посреди лобка, в котором копошатся мандавошки. А где, кстати, «младшая сестрёнка», Останкинская башня? Что-то её отсюда не видно.

- Наш Дом круглый, поэтому смотровые площадки образуют равносторонний треугольник. Переходим к другой? – спросила Клара, словно угадав, о чём только что подумал Миллер. На Москву она даже не смотрела, сосредоточилась на своём маникюре.

- Да нет, пожалуй. Давайте лучше пойдём вниз. Здесь холодно, а вы в лёгком офисном костюме. Проигнорировав заботу Миллера, Клара молча развернулась и направилась к проходной. Миллер привычно пристроился к ней «в хвост», но вдруг из проходной выбежал какой-то мужчина в одной сорочке нараспашку и устремился к смотровой площадке. За ним мчались стюарты-охранники, но мужчина явно хорошо подготовился к своей последней пробежке и выдавал отличную спринтерскую скорость. Добежав до площадки, он перемахнул через одно решётчатое ограждение, потом через другое, ловко взобрался на последний бордюр и, оглянувшись на почти нагнавших его стюартов, не стал медлить, выкрикивать свои требования или обвинять кого-либо в своей смерти, а просто взял и прыгнул вниз.
Но красиво поквитаться с жизнью у него не получилось – внезапно поднявшаяся снизу воздушная волна забросила несостоявшегося самоубийцу обратно на крышу, прямо в руки подоспевших стюартов. Те легко скрутили возмутителя спокойствия и, полуобморочного, повели к проходной. Один из стюартов (тот, который жевал жвачку, как запомнил Миллер) ровным голосом передал по мультифону, что объект пойман живым и невредимым.

- Ещё один… - пробормотала Клара. Но тут же спохватилась: - Пожалуйста, не обращайте внимания. Это редкий частный случай. В конце концов, в Доме живут живые люди. В семье, как говорится, не без урода, - и, как ни в чём не бывало, Клара вновь натянула на лицо свою профессиональную, ровным счётом ничего не означающую улыбку.

- А как это его… обратно-то? - пролепетал оторопевший Миллер.

- Специальная защита, совмещённая с системой «Роза ветров». Такая же установлена по всему дому, даже на нижних этажах. Жизнь и здоровье сотрудников для Консорциума превыше всего. Этот, видимо, о защите забыл.

- Куда его теперь?

- В подвал, конечно. На “P”-уровень. Там он отдохнёт, придёт в себя. Там же и начнёт потихоньку вновь включаться в работу – все условия созданы.

- А что, в Доме есть и специальные подвалы?

- Разумеется. У такого высокого здания должен быть очень глубокий фундамент, поэтому мы можем использовать и подземные площади. Там немного другое исчисление, по буквам. Уровень “A” самый верхний, потом идут “B”, “C”, “D” и так далее до “Z”.

- А что там ещё есть, в подвале, кроме… кроме помещений для таких вот товарищей?

- Гаражи, склады, хранилища, лаборатории, - начала монотонно, с неохотой перечислять Клара. – Но в подвал мы не пойдём. У вас пока нет туда допуска.

- А что в самом низу? На уровне “Z”?

Вместо ответа Клара посмотрела на часы:

- О, нам пора обедать. Пойдёмте.

На проходной статуями стояли выполнившие свой долг стюарты. Они обменялись с Кларой лёгкими кивками, а один проявил любезность и вызвал лифт.

После происшествия на крыше Клара умолкла – на продолжение рассказа о Доме надеяться не приходилось, да Миллер особо и не расстроился. Экскурсия, по его мнению, и так чересчур затянулась.

Розовая столовая была похожа на детское кафе – она и впрямь была вся розовая, и стены, и потолок, и скатерти на столах, и даже фартуки официанток. Разве что не хватало рисунков зайчиков и белочек. Столы были рассчитаны на пять едоков – один сидел во главе стола, остальные по бокам; такая расстановка позволяла совмещать обед с камерным производственным собранием. Но имелось и несколько столиков на двоих. Клара подошла к одному из таких столиков и сняла с него табличку “Reserved”. Они с Миллером сели за стол, через пару минут подошла официантка и предложила по три варианта каждого из трёх блюд – закуску, суп и второе в мясном, рыбном и вегетарианском исполнении. Проголодавшийся Миллер хотел было заказать все три мясных блюда, но на всякий случай решил не жадничать и пошёл на компромисс - попросил салат из свежих овощей, карасёвую уху и котлету по-киевски с гречневой кашей. Клара тоже взяла салат из свежих овощей, на первое – суп из цветной капусты, а на второе – тушёные фасолевые стручки. Миллеру показалось, что она укоризненно посмотрела на его пухлую, готовую лопнуть от переизбытка спрятанного внутри масла котлету; впрочем, возможно, он ошибался и по инерции подозревал свою слишком уж правильную гидессу в очередном проявлении снобизма. Слава богу, ела она молча, но ежеминутно бросала взгляд на часы.

Наконец, обед был закончен, и наступил торжественный момент. Клара с Миллером поднялись на двести двадцать второй этаж, прошли по коридору и остановились возле апартаментов №22, где их уже встречала хозяйка (горничная, то бишь) в белоснежном сарафане и чепце как у голландских крестьянок – когда Миллер был в Нидерландах, их возили на экскурсию в резервацию для коренного белого населения; там девушки днём горбатились на тюльпановых плантациях, а по вечерам устраивали туристам праздник – облачались в такие вот сарафаны и чепцы, обували деревянные башмаки и водили хороводы вокруг большого деревянного сооружения с механическим пропеллером. Тут же из ниоткуда появился и стюарт (видимо, он был приставлен охранять двух молодых женщин, которые спустя минуту окажутся наедине с незнакомым мужчиной, да ещё на его территории).

- Ключ у вас в ките, - подсказала Клара.

Миллер достал ключ (пластиковую смарт-карту), открыл дверь и вошёл в своё новое жилище. Клара, хозяйка и стюарт последовали за ним. Стюарт остался стоять в коридоре, а хозяйка повела Миллера по апартаментам; Клара прошла за ними в гостиную, там попросила разрешения присесть и углубилась в свой электроблокнот.

Очень приличная «трёшка». Гостиная – метров сорок, спальня – двадцать, кухня – так и не осуществившаяся мечта матери Миллера – не меньше пятнадцати; отдельная комната служила кабинетом, в котором уже стоял компьютер – последняя модель, управляется и голосом, и руками, но бесконтактно. Мебели в апартаментах было немного, но всё необходимое имелось – и шкафы, и столы, и стулья, и комоды, да и кухня была полностью оборудована. Везде были поклеены однотонные обои разных светлых цветов: в гостиной – жёлтые, в спальне – бежевые, в кабинете – зеленоватые, а на кухне – голубые. Стены коридора украшали пусть винтажные, но не ставшие от этого менее вульгарными самоклейки «под дерево». В спальне висел незатейливый осенний пейзажик, в гостиной – пара абстракций, точь-в-точь таких же, как на первом этаже (так, во всяком случае, показалось Миллеру), а в кабинете – естественно, портрет г-на Волобуева, идентичный тому, что в Музее.

Хозяйка суетилась – снимала защитную плёнку с мебели и окон, подключала бытовую технику, проверяла сантехнику. Зачем-то прочла Миллеру целую лекцию о том, как пользоваться ванной и унитазом. На кухне задержалась: подключила холодильник, пересчитала столовые приборы, проверила плиту. Мимоходом хозяйка (её, кстати, звали Раисой) объясняла, как делать те или иные продуктовые заказы, как сдавать вещи в стирку, как вызывать технический персонал и т.п. Миллер поймал себя на мысли, что его рука тянется к кошельку – по привычке дать горничной сотню-другую на чай. Наверное, если бы не Клара со стюартом, он бы так и сделал.
До прибытия личных вещей оставалось около полутора часов. Миллер поблагодарил хозяйку Раису и в нерешительности посмотрел на Клару, которая, закончив колдовать над своим блокнотом, встала и протянула его Миллеру:

- Борис, пожалуйста, если вы удовлетворены предложенными вам апартаментами, поставьте свою подпись здесь, здесь и здесь. Спасибо. Мы рады, что вам всё понравилось. Чем собираетесь пока заняться?

- Наверное, пойду прогуляюсь.

- Отлично. Если заблудитесь, можете смело обращаться к любому гиду или стюарту. В своём ките вы найдёте интрафонную сим-карту, там есть все номера сотрудников, в том числе и мой: две шестёрки – семь – ноль – две тройки. Клара Ким.

- Клара, благодарю вас. Но я бы предпочёл пройтись по городу.

Ну не объяснять же этой жлобствующей чистоплюйке, что за пару затяжек он уже готов продать родину. Клара вмиг посуровела и переглянулась с хозяйкой и стюартом. Адресовав Миллеру полусекундные прощальные улыбки, те быстро удалились. Клара дождалась, пока за ними закроется дверь, потом подошла к Миллеру вплотную и, немного помявшись, тихо сказала:

- Видите ли, Борис, это не очень хорошая идея. У нас не принято покидать территорию Дома.

- Как, вообще? Почему?

- Понимаете, Консорциум потратил огромные деньги на строительство этого чудесного Дома. Дома, в котором созданы все условия для работы и жизни сотрудников. Выйти за пределы Дома – значит, проявить крайнее неуважение к компании, которая вам, Борис, предоставила работу. Скажу прямо – если вы попробуете покинуть Дом, то это может негативно сказаться на вашей карьере в РПК.

- Меня что, тотчас же уволят?

- Нет, вас не уволят. Вы будете продолжать работать, но уже в другом статусе.

- И в другом месте? В подвале, да? Как тот сумасшедший, который хотел покончить с собой?

Клару передёрнуло, но она заставила себя собраться и сохранить максимально любезный тон:

- Вот именно, что сумасшедший. Борис, я вас уверяю, вам незачем покидать Дом. Ведь у нас есть всё. Ну, почти всё – во всяком случае, то, что необходимо сотруднику РПК для работы и отдыха, точно есть. Этого вполне достаточно.

- А если я захочу встретиться с родителями, с друзьями?

- Об этом не беспокойтесь. Вы имеете право видеться с ближайшими родственниками по выходным. В пятницу вечером оформите на них пропуск, многие зоны отдыха предназначены для совместных посещений…

- Подождите, ну а если что случится? Прошлой зимой отец перенёс инфаркт, да и мама стала часто болеть…

- Борис, я вас не понимаю. Вы наверняка несколько лет потратили на подготовку к трудоустройству в РПК – в лучшую и главную компанию России. Вы ещё даже не приступили к работе, а уже думаете о том, как решить свои личные проблемы. Конечно, я никоим образом не сомневаюсь в ваших профессиональных навыках, но вы не очень похожи на человека, который готов всего себя посвятить работе в РПК. Извините.

- Послушайте, Клара, вы меня тоже извините, но, по-моему, вы слишком много себе позволяете. Я тоже не сомневаюсь в ваших профессиональных навыках как гида, но я бы хотел обсудить этот вопрос не с вами, а с моим непосредственным начальством.

- Не советую, - буркнула Клара, и, не попрощавшись, ушла прочь.

*****

- Ну, как там наш новый сотрудник? – спросила Галина.

- Надеюсь, всё хорошо, - пожала плечами Клара. – Сейчас досматриваются его личные вещи. Вздорный тип, надо сказать. Открыто возмущался, что нельзя употреблять алкоголь, курить, выходить на улицу. Там ещё на крыше произошёл неприятный инцидент, у меня аж сердце ёкнуло – такой удар по нашей репутации…

- Слышала, слышала… Всё ведь закончилось благополучно? Так что не переживай. Клэр, ты становишься излишне впечатлительной. А над новеньким мы поработаем. – Галина откинулась в кресле, сплела руки и вытянула их над головой ладонями вверх.

- А ещё я заметила, - Клара присела на краешек рабочего стола заведующей отделом кадров, - что ты ему понравилась…

Галина лукаво заулыбалась, встала и, подойдя к Кларе, потрепала её за волосы:

- Да расслабься ты. У меня хорошая новость. Оч-чень хорошая новость. Нам разрешили!

- Как? Правда?

- Правда. – Галина приподняла Клару, притиснула её к себе и жадно поцеловала в губы. Клара, закрыв глаза, тихо застонала, но вдруг отпрянула.

- Здесь же камеры, - одними губами «сказала» Клара.

- Ну и пусть. Ты же знаешь, у нас даже в спальнях и туалетах камеры, так положено. Не волнуйся, мы же ничего дурного не делаем. Один разочек-то можно поцеловаться… В субботу распишемся, а в воскресенье переедешь ко мне.

- Ой, - Клара часто задышала. – Так всё… неожиданно. Ты знаешь, я… я… прямо и не знаю…
- Перестань. Мы же обе этого хотели.

- Да, да, конечно…

- Ты что? – нахмурилась Галина. – Боишься? Или раздумала? А может быть, всё ещё тоскуешь по Анне?

Клара, потупившись, закивала.

- Понимаю. Но думаю, она не стала бы возражать.

- Да, наверное…

- Ладно, иди. Нет, постой, - и Галина вновь обняла свою невесту и прошептала:

- Мы свободны, Клэр, мы свободны…

Выйдя от Галины, Клара, слегка пошатываясь, вызывала лифт, идущий в подвал, и нажала в кабине кнопку “Z”. Там её встретил стюарт в чёрном жилете.

- Сектор девять, бокс одиннадцать, - сказала Клара. Стюарт кивнул.

Уровень “Z” был единственным местом внутри Дома, где продавались живые цветы, правда, и они почти не пахли. Клара купила розы, прошла по дорожке и остановилась возле одной из стен. На передней панели одиннадцатого бокса было выгравировано: «Шмелёва Анна Михайловна. 1992 – 2024. Маркетинговый аналитик. Годы работы в РПК: 2018 – 2024».

Клара положила цветы и зашептала:

- Анечка, милая… Прости меня. Ты должна понять. Галя, она… она меня любит. Очень сильно любит. Скоро мы поженимся. У нас будет семья. Но и ты, ты тоже… всегда будешь с нами… Навеки… Мы ведь здесь все одна большая семья. Один большой Дом.

2009.